Вчерашнее позднее утро было сравнительно теплым и сухим, дождь на Лубянке начал идти около полудня. И тогда стало зябко. Я приехал к "Камню" после ранней литургии в 11.15. Уже вся площадь перед Политехническим была заполнена и голос за голосом читал скорбный, нескончаемый список. Голоса детские, юные, старые, женские и мужские. Многие, когда читали, сглатывали ком в горле, у других срывался голос от слез.
Мне досталось имя "Аркадий Иванович Крастин. 45 лет. Начальник цеха завода 5-летия октября. Расстрелян 16 мая 1938"...
Рядом со мной вдруг выросла фигура Григория Алексеевича Явлинского. Давно мы не встречались, с предыдущего чтения имен в 2016. А тут вдруг обнялись и я почувствовал такую любовь к "сопернику-другу". Как сближает ЭТО прошлое нас в настоящем, как ясно перед этим Камнем, перед этими именами страдальцев, что мы просто обязаны быть все вместе. Григорий Алексеевич уходит к микрофону, а я с друзьями продолжаю стоять в недвижимой, кажется, очереди.
На этот раз каждому дают только одно имя. Чтобы очередь двигалась быстрее, чтобы люди не замерзали под осенним ветром и дождем. Но каждый почти добавляет к этому имени какие-то свои, своих родителей, дедов и бабок, теперь уже и прадедов. Не иссякает скорбная память... Многие вспоминают о Юрии Дмитриеве, ныне сидящем в тюремном каземате в Петрозаводске, за то, что открывал места захоронений убитых НКВД в Карелии, возвращал забытые имена. Многие вспоминают и имена известных на всю страну, а то и на весь мир жертв большевицкого режима. Кто-то вспомнил Осипа Мандельштама, кто-то Рауля Валленберга, кто-то мужественного капитан-лейтенанта Валерия Саблина, расстрелянного при Брежневе 13 июля 1976 г. Я вспомнил благородного Белого генерала Евгения Карловича Миллера, начальника РОВСа, выкраденного из Парижа НКВД в 1937 г., привезенного под хлороформом сюда, на Лубянку, и убитого перед зевом крематорной печи 11 мая 1939.

Люди подходят друг ко другу, узнают знакомых. Долгий, скорбный путь. Вдруг слышу микрофон "Мой прадед.... Собчак, убит ...." Дату и имя отчество забыл, подхожу ближе. Это Ксения, замерзшая в своей легкой куртке, без какого-либо грима. Ясно, дикторским голосом, чуть дрожащим то ли от волнения, то ли от холода, чеканит она совершенно верные слова:
«Из-за Сталина народы Советского Союза пережили такое испытание, которого не переживал больше в XX веке никто. Вот буквально никто. 2 249 728 человек только по официальным данным, данным, с которыми соглашается даже липовый историк Мединский, были уничтожены в сталинских лагерях.

Больше двух миллионов человек – мужчины, женщины, дети. Это только по статье измена Родине и другим политическим статьям. Тут нет миллионов, погибших в гражданской войне, нет умерших от голода коллективизации. Нет миллионов канувших в начале войны, из-за того, что полностью было уничтожено командование красной армией.

Ни один человек не совершал со своим народом такого преступления, какое совершил Сталин. И тут нет ничего неоднозначного. 
Сталин однозначно кровавый палач и преступник. Он однозначно враг русского, украинского, белорусского, литовского, грузинского любого народа, населявшего ту страну. Он сделал все, чтобы отбросить страну на столетие назад. 
Сталин выстроил систему, которую не удалось здесь сломать ни Горбачеву, ни Ельцину. Систему, где вся власть принадлежит не народу, ни даже каким-то элитам, а просто спецслужбам. Эту систему нам еще предстоит сломать.
Сталин уничтожал не просто людей. Он уничтожал самых лучших, самых умных, самых смелых людей.Это по сути полномасштабный геноцид русского народа. Сталин уничтожил русский мир, который нам так и не удалось восстановить. Ничего неоднозначного в Сталине нет.

Мы все - дети жертв и дети палачей, и дети тех, кому чудом удалось избежать обеих этих участей должны принять эту данность. Мы обязаны осудить Сталина, осудить то время». Молодец. Хорошо сказала. Я как раз из той семьи, которой удалось избежать обеих участей. Да, бежали, прятались, но никого, кажется, не убили, не сгноили в ГУЛАГе. И не убивали, не приказывали убивать. Бог спас. Семье графов Бобринских, с которой я в свойстве, досталось намного больше. Сегодня они поминают своих убитых на Бутовском полигоне. 
И хотя среди моих предков нет убитых, я тут, у Камня, я там - в Бутово. Потому что водораздел в нашем обществе прошел не между потомками убийц и потомками убитых, а между теми, в ком есть совесть и боль за наш народ, и кто бессовестны и пусты, одурманенные только алчностью, похотью, имперским безумием и жаждой реванша. Именно они воздвигают памятники Сталину и Дзержинскому, хранят в своих кабинетах бюсты "Феликса" и Кирова, противятся выносу Ленина из мавзолея и пишут на своих автомобилях "На Берлин! Можем повторить".
Как радостно, что и Григорий Явлинский, и Ксения Собчак, и Алексей Навальный, бывший в тот день в Тамбове у мемориала жертвам Антоновского антибольшевицкого восстания, и наш председатель Московского отделения Михаил Шнейдер - они все "по эту сторону", в этой бесконечной скорбной очереди к совести и правде.
Но не замечены ни у "Камня", ни в Бутово, ни в Сандормохе, ни у памятника Тамбовскому мужику ни Путин, ни Собянин, ни Бортников, ни Сурков, ни Анатолий Чубайс, ни Володин, ни Сергей Иванов, ни ревнитель православности Якунин. Да и патриарх Кирилл с епископом Тихоном замечены не были. Они все - по другую сторону.

Общество наше четко разделилось, как и сто лет назад на совесть и бессовестность, на любовь к отеческим гробам и отвращение к ним, на тех, у кого по слову поэта, "верная любящая душа", и тех - кто напыщен только собой, своим богатством, своей властью.
Через сто лет после октябрьского переворота разделение это очевидно для всех, кто может и желает видеть. И стоит ли удивляться, что именно невинно пролившаяся кровь миллионов людей России стала пропастью, разделившей станы.
Я подошел к микрофону через два с четвертью часа. А очередь под дождем и ветром всё росла и росла...